Автор: Chester
Жанр: Не определён
Размер: Не определён
Источник: http://gfootball.3dn.ru/forum/42-282-1
Из определения:
Циклон – вихревое движение воздуха,
возникающее между теплым и холодным воздушными течениями
закрученное против часовой стрелки,
внутри которого ветер дует от периферии к центру.

По толковому словарю С. И. Ожегова.

Иногда, когда холод течет по нашим венам, мы не думаем ни о ком из наших родных. Хладнокровие – в некоторых случаях это слово можно назвать синонимом самообладания. А иногда – родственником безразличия. Холод, который в одинаковой мере испытывают все люди, переносится по-разному каждым. Кого-то он заставляет дрожать, кого-то кричать от боли, а кто-то кричит от того, что ему нравится мерзнуть в собственном себялюбии. Люди-мизантропы всегда ставят себя в такое положение. Им нравится достигать цели самостоятельно, без помощи других. Только они могут испытывать наслаждения от такого холода, только эгоисты кричат от того, что терпят холод, от того, что хотят стать сильнее. Общество для них чуждо, их утонченная, немного дерзкая и, что самое главное, отшельническая натура требует громким голосом: «тебе никто не нужен». Они анахореты в самом полном смысле этого смысла, люди, которым не нужно ничье внимание, выработавшие в себе достаточно ненависти к людскому роду, что бы объявить всем о своем от-чуждении.
Но, черт возьми, подумал Синед. Почему эти эгоисты становятся сильными? Как у них получа-ется?
Раньше Синед никогда не задумывался над такими вещами. Человеконенавистником он был всегда, с того момента, как убили отца и мать. Он ненавидел все, что было связано с человечностью в принципе, и, вполне возможно, это было единственно правильным решением на тот момент. Кто бы не возненавидел все, что связано с венцом творения природы? И при это всем наш мизантроп связал жизнь с футболом, очевидно для того, что бы еще более подчеркнуть свое презрение к людскому обществу. Однако и на этот раз что-то пошло не так. Что-то Синеду не дало стать тем самым идеалом, о котором ему рассказывал Куртис. Снова пришлось упасть, вести матчи в сфере, и, в конце концов, намеренно проиграть Рокету… Снова…
Снова… Опять это дурацкое Снова!!!
- Опять нервничаешь?
Синед собрался было как следует огрызнуться, но опять что-то помешало. Он успокоился, сделал глубокий вдох, потом сплюнул снежинку, которая попала ему на губы.
- Не изматывай себя, только хуже станет, - добавила Августа, когда Синед развернулся к ней. – Нам важно добраться до Центра без приключений. В том числе без таких.
- Без приключений? – спросил Синед с издевкой в голосе. – Без приключений?! Какие приключения, к чертовой матери? Все и так нормально!
Августа скептически подняла бровь.
- Приключения… - продолжал Синед, топча ботинками снег. - Это, нахрен, не приключение! Это кошмар какой-то!!! Сначала этот чертов Генезис, потом эта драка, а теперь…
- Успокойся, я сказала.
Удивительно, но Синед замолчал. Властный и неколебимый голос Августы всегда заставлял его за-думаться над своими словами и поведением. Она же трейсер, она может контролировать свои эмоции. Не то, что все остальные. Но ведь она не мизантроп.
- Августа, объясни мне смысл всех этих действий! – востребовал Синед, взмахнув руками. – Рокет уже достаточно получил от Куртиса. Что ему еще от него надо?! Ему уже никогда не удастся переманить его на свою сторону, Рокет уже давно ясно дал понять, что трейсером он становиться не собирается!
- Синед…
- Зачем нужен невнятный план «Циклон»? Зачем надо было рассчитать все до таких мелочей? Разве он не понимает, что это его брат?!
- Синед, я тоже этого не знаю, - ответила Августа. – Но так хочет Куртис. Если бы я могла…
- Можно подумать, что не могла!
Августа замолчала. Возможно, оттого, что почувствовала свою вину. А может, и нет.
- Я чего-то не понимаю - он что, бог?! Разве его влияние настолько безгранично, что его бредовые извращенские идеи давят твою волю?
Августа все еще молчит.

- Августа, да пойми же ты наконец – он просто помешан! – разразился Синед. - Он извращенец, раз смог возвести этот Паркурбол в разряд искусства! Разве ты этого не понимаешь?! Все, что он говорит - это полнейший бред! Идеальный игрок… Да я ни в жизнь не поверю, что он когда-нибудь такого найдет!!! Ты сама-то можешь себе представить такого человека, такого же мазахиста, как и он?! Да даже если бы такой игрок и существовал бы, то вряд ли это «могущество Куртиса» смогло бы одолеть его! Он ведь тоже силь-ный, и я больше чем уверен, что его Идеал никогда бы не согласился играть в его команде! Он же тоже во-зомнит себя богом! Разве ты этого не понимаешь?!
- Синед, послушай…
- Что ты собираешься сказать, Августа?! Ты будешь его оправдывать? Или себя?!
На этот раз Августа замолчала от того, что не нашлась с ответом. Вот только на ее лице появилась виноватость. Ее взгляд потух, и на секунду в голове появилось сомнение.
Ну нет. Прочь неуверенность.
- Синед, хватит! – крикнула она.
- Что же это так? – Синед развел руками. – Не нравится слушать правду про себя любимую?
- Синед, я не потакаю Куртису! Я уже сто раз говорила о своем отношении к Паркурболу, о том, что это всего лишь зараза! Куртис – бог паркурбола, и этого даже ты не сможешь отрицать! Но…
- Что?! – ошалело спросил Синед. – Я не ослышался? Ты только что сказала…
- ДА, СКАЗАЛА!!! – сорвалась Августа. – Да, я признала, что этот человек превосходит нас всех! Но это не значит, что я собираюсь беспрекословно подчиняться ему!!!
Синед помолчал, глубоко вдохнул, а потом спросил:
- А что же тогда ты собираешься делать?
- Мы едем на Акеллиану не за тем, чтобы помочь Куртису забрать Рокета. Мы должны его преду-предить…
- Ха! Предупредить! – Синед снова вскинул руками, отвернувшись от Августы. – Это максимум из то-го, что мы можем сделать? Почему не защитить? Почему не…
Он развернулся – и снова замолчал. Лицо Августы было в миллиметрах от его лица, он уже чувство-вал ее учащенное дыхание. Он снова увидел блеск в ее глазах, он снова почувствовал, как сильно она разо-злилась. Отлично, подумал он. Она снова злится. Поделом ей.
- Потому что мы не сможем это сделать, - процедила она сквозь зубы. – Ты хоть понимаешь, с кем ты связался, Синед? Трейсеры – это тебе не веселые ребята, которые мечтают дотянуться рукой до неба. Не дай бог, если ты увидишь этот «Циклон» в действии. Ты даже и представить себе не можешь, на что мы спо-собны. То, что сделал Куртис на поле Генезиса, не идет ни в какие сравнения с командной работой всех иг-роков Гемеля. А если Куртис приведет всю команду, то Рокет просто сдохнет. Ты понимаешь? Сдохнет, как поганая собака.
На секунду Синед очень сильно засомневался в своих словах. Но, как и Августа, решил отбросить все сомнения в сторону.
Снег под его ногами мгновенно стал черным.
- Августа, дорогая, даже и не надейся, что я отдам им Рокета просто так, - прошипел он в ответ, вды-хая поднимающийся с него Смог. – Рокет – тот человек, который поставит нас всех на ноги. Я не позволю этому лже-богу просто так сделать из него свою очередную игрушку. Если он хочет забрать его с собой, то я сделаю все, что бы оказать ему сопротивление. Я уже достаточно видел в Сфере. И не допущу, что бы Рокет стал таким. Даже если мне самому придется сдохнуть, как поганой собаке. Тебе все ясно?
На секунду глаза Августы поколебались. Потом она медленно отошла и, успокоившись, произнесла:
- Синед…
У нее хватило сил только произнести его имя. Все остальное осталось в горле. Раньше она сочла бы такие слова за простую задиристость и желание показать, кто тут хозяин тапок. А вот сейчас… сейчас явно что-то изменилось. Синед уже не тот отшельник, что был раньше. Теперь он видит. Видит все, что должен видеть.
И, господи, как хорошо, что ему это не нравится, подумала Августа.
Она видит храбрость в его глазах. Она уже узрела решительность на его лице. Она чувствует него-дование в его душе. Она ясно зрит – Синед наконец-то изменился. И, наверно, в лучшую сторону.
Последний виток Смога слетел с головы Синеда, и он, медленно пройдя к вагону поезда, спросил:
- Ты не замерзла?
Августа секунду молчала. Потом, словно выйдя из оцепенения, содрогнулась и свела плечи.
- Есть немного…
Синед секунду колебался, потом все-таки подошел к ней, взял ее руку и сказал:
- Пошли в вагон, согреешься.
Она посмотрела на него, и снова ее кисло-зеленые глаза переполнились чувствами. Нет, Куртис не такой как Синед, подумала она.

Они зашли в вагон, Синед проводил ее до купе, и убедившись, что она никуда не уйдет, сказал:
- Я скоро вернусь.
Августа кивнула. И когда Синед уже развернулся и собрался выйти, она спросила:
- Тебе сделать чай?
Синед секунду постоял в дверях. Эти слова, хоть и на секунду, но все равно перевернули весь его внутренний мир. Только сейчас Синед узнал, что это такое - забота.
- Конечно… Сделай… - запинаясь, произнес он и вышел на перрон.
Вечер на Акеллиане в это время года начинается рано. Еще не стало темно, но сумерки уже мед-ленно начали укутывать лес. Снова эта атмосфера, как будто сошедшая со страниц старой сказки. Небо по-крыто серыми тучами, и падает частый пушистый снег. Вокруг – ни души, только видно, как за горой горят яркие огни города, и как за городом заходит за горизонт оранжевое солнце. А вокруг тишина и горы, горы, горы…
Синед простоял бы под этим вечно. Но поезд до Акеллианы ждать никого не будет. Синед уже со-брался снова зайти в вагон, но вдруг…
Шорох.
Синед развернулся так резко, что хрустнули шейные позвонки. Но сзади по-прежнему горы, город и солнце на горизонте. И ничего более. Синед, быстро себя успокоив, снова развернулся и…
Не успел сделать даже шага.
- Синед, - произнес голос. – Нам нужно с тобой поговорить.
Синед не разглядел, как он выглядит, как одет. Он даже не задался себе вопросом, почему он не замерз. Все, что он сейчас видел – это его золотую с оранжевым отблеском маску, поперек, от лба к подбо-родку, которой проведена черная полоса.
И горящие под маской оранжевые глаза.
- Кто ты? – спросил он.

Августа не всегда поддавалась такому влиянию со стороны других людей. Тем более со стороны мальчиков. Разумеется, мальчики – это, может быть, не самая, но очень актуальная тема у девочек. Так ведь всегда было, есть и будет. Разве нет?
В детстве, еще до принесения клятвы, Августа уж слишком сильно любила проводить время в компании мальчиков. Для нее они были всем – образцами стойкости, уверенности и бесстрашия. Но все это по детским меркам, разумеется. Чем взрослее становилась Августа, тем сильнее менялись ее взгляды. Стойкость превратилась в упрямство, уверенность – в самовлюбленность, бесстрашие – в силовую показуху. Так же медленно сезон засухи сменяется сезоном дождей. Вскоре Августе пришлось разорвать все свои связи – идеалы-то изменились, а вот мальчики – нет. С того момента пылкая страсть к противоположному полу у Августы отпала. Августа ушла в себя, замкнулась на своей цели в жизни, стала искать подходящие для себя увлечения.
Тогда ее и заинтересовал Паркурбол. Ей казалось, что люди, занимающиеся им, превосходят всех остальных спортсменов по крайней мере в том, что не используют каких-то специализированных устройств для самоподготовки. Все, что есть вокруг, приносит пользу. Все, на что падает взгляд, можно использовать как тренажер. А что уж говорить о игре – Августа не могла скрыть своего восторга, наблюдая за тем, как ловкие игроки управляются с мячом, как элегантно сочетают резкие баскетбольные кроссоверы с потрясающе быстрыми футбольными петлями, как грациозно они держат мяч, как хитро обманывают соперника, как умело используют окружение. А какие они делают данки… Это настолько сильно потрясало воображение Августы, что в конце концов она определила для себя свою главную цель в жизни – стать самым лучшим трейсером.
Но однажды встретила его. Точнее, их.

Эти двое вроде даже изменили ее представление о мальчиках. Первый – тот, что помладше – не был чем-то особенным, часто улыбался, смеялся и проводил время с друзьями. Мелкий такой, желтоглазый. Его вроде Рокетом звали. Зато второй… Как же сильно ударил он ей в голову. Это был тот самый рыцарь, независимый, стойкий, сильный, с отменными данными. Он гораздо меньше проводил времени с друзьями, реже улыбался. Только тренировки занимали весь его досуг. Он был тем самым трейсером. Тем самым идеалом.
Его звали Куртис. Августа запомнила это имя навсегда.
Прошли годы, и Августа наконец-то пришла в Большую лигу. Одна из главных целей в ее жизни наконец-то сбылась, осталось совсем чуть-чуть – осталось принести клятву. Она будет в шаге от сбывшейся мечты. Она будет играть с Куртисом. Она будет наблюдать за его великолепной игрой.
- Главное, не ослепни, наблюдая за мной, - сказал однажды Куртис. – Ты пришла сюда не смотреть на блеск моего пота, а получать удовольствие от своей игры. Вот и наслаждайся.
Но как только начались крупные победы в матчах, Августа стала задаваться себе вопросом – а почему, собственно, Паркурбол? Чем он ее так увлек? От того, что в него играют мальчики? И этот Куртис – тоже? Но ведь и до этого ей нравилось наблюдать за игроками, ее привлекала их манера поведения, их способность преодолевать любые препятствия. А Куртис – тоже игрок, просто совсем другой, особенный…
Или нет?
Может, все-таки он просто ей нравится?..
Августа по сей день не хочет искать ответы на свои вопросы. Ей давно стало ясно, что Куртис для нее не просто товарищ по команде. Но ведь и любить она его тоже не хочет. Что-то привлекает, а вот что – сама до сих пор не поняла. Она восхищается им. Но боится… Нет, не боится. Остерегается.
Августа уже в детстве выучила наизусть все правила трейсера. Главная их мораль – будь упрямым. Никогда никому ни при каких обстоятельствах не показывай свои слабости. Рисуй свой портрет сам. Упрямство – твои краски, оно поможет тебе стать таким, каким ты хочешь быть. Августа всегда старалась следовать таким простым истинам. Но быть упрямой оказалось намного сложнее, чем быть той, какая ты есть. Настойчивость в ней слилась с рассудительностью и какой-то неоправданной, никому не понятной справедливостью, и вот, Августа оставила свой портрет незаконченным. Она не научилась контролировать все свои эмоции, у нее все еще не выходит думать только в правильном направлении.
Но она все равно будет стараться. Она станет такой сильной, что все будут смотреть на ее игру с не меньшим восторгом, чем на Куртиса.

Так и живешь потихоньку – каждый день встречаешь с кислой миной на лице, желанием себя изменить, а заканчиваешь как усталая собака с одной лишь только мыслью: «Дожить бы до завтра. Завтра все точно изменится». И вроде даже кажется, что ты один такой, особенный, не похожий на других. Августа тоже так думала до поры до времени. Пока не поняла, что так думают все игроки команды Гемеля. И где тут, спрашивается, уникальность, о которой только и говорят трейсеры? Где идеал, который они ищут? Как же тогда можно дотянуться рукой до неба, если ты не можешь даже стать цветным среди всей этой серости? В чем же тогда смысл игры? Или, может, трейсер – не герой, а преступник?
Ким бы на этот вопрос, может, и ответил бы. Надо будет обязательно его спросить…
Горячий чай коснулся ее розовых губ, и приятное сладкое тепло просочилось ей в горло. Она поставила кружку на столик и снова выглянула в окно. Синеда не видно. Наверное, решил отойти в сторону или выпить немного коктейля в вагоне-ресторане. Его всегда где-то носит.
Синед… Значит для нее теперь не меньше, чем Куртис. И, если честно, то Августе очень хочется, что бы он тоже стал тейсером. Быть может, он был бы отличным игроком в их команде. Куртис бы ни за кем не гонялся, нашелся бы еще один игрок, и все вернулось в свое старое русло. Но едва ли Синед согласится принести клятву. Он ведь сам по себе.
Но она опять рассуждает об одних только мальчиках… Да ну их всех к черту…
Не думать о мальчиках не получается хотя бы потому, что тринадцать человек из девятнадцати в их команде – юноши. Куртис, Ким, Эван, Арсен, Ли, все остальные… Мальчишки всегда были прирожденными игроками. И некоторые из девушек в команде откровенно благодарят Бога за то, что их так много. И дело не в межполовом интересе, дело только в спорте – Паркурбол ведь грубая игра. Не было бы мальчишек – Августа уже давно костей не собрала бы.
Что-то заскрипело, дернулось, и поезд медленно, с усилием поехал вперед. Августа в последний раз выглянула в окно, потом развернулась и легла на сиденье. Надо поговорить с Синедом, подумала она. Может, все-таки согласится…
Она медленно сомкнула глаза, устроилась поудобнее на жестком сиденье.
И вдруг что-то щелкнуло, раздался сначала грохот, потом снова щелчки. Августа тут же соскочила с места и в панике закрутила головой по сторонам.
Оказалось, просто Синед зашел в купе. Вид у него был сильно напряженный, и его тонкие черные брови нахмурились от раздумий.
- Августа, вставай, - сказал, сев напротив. – Есть серьезный разговор.
- Что? – спросонья начала говорить уставшая Августа. – Что произо…
Дальше она говорить не смогла. Все, что теперь занимало ее ум – это золотая с черной полосой маска, которую Синед держал в руках.
- Я отобрал ее, - сказал Синед, поймав ее непонимающий взгляд, - у одного парня. Он тоже трейсер.
- Отобрал? – спросила Августа. По интонации ее голоса сразу стало ясно, что она ему не верит. – Ты отобрал маску у трейсера?
- Ну хорошо, не отобрал! – повысил голос Синед. – Он потерял ее, когда побежал в лес…
- Кто этот игрок? – спросила она. – Как его зовут? Из какой он…
- Не знаю! – сказал Синед. – Он взялся из ниоткуда! Он не говорил мне своего имени!
- Тогда зачем он отдал тебе свою маску, а? – спросила Августа.
- Он не отдал, он потерял!
- Ага, как же потерял, - парировала она. – Ты смеешься надо мной, или что?
Синед замолчал. Августа ведь не дура – трейсеры свои маски не могут просто так взять и потерять. Синед отлично знает об их роли в Паркурболе.
- Не важно, - сказал наконец он. – Это маска, - он потряс ею, - наш ключ ко всему. Смотри.
Он перевернул ее так, что бы Августа могла видеть ее внутреннюю сторону. Увиденное повергло ее в шок.
- Мы едем в город, - решительно заявила она. – Никаких промедлений.

Можно сказать, это не умещалось в его голове. Он всегда думал о пальмах, солнцезащитных очках, мягком пляжном песке и красивых загорелых девушках. Жизнь футболиста могла бы включать в себя еще что-нибудь кроме, собственно, футбола и изнурительных рутинных тренировок. Этим что-нибудь и являлись мысли о вечном лете, времени, которое царит в его рае, когда не надо носить толстые сентепонки, когда можно расслабиться, выпить немножко мохито и покачать головой в такт каким-нибудь «Оффспринг», Джеку Джонсону или, на худой конец, Стингу.
Но в одну долю секунды все оборвалось. Когда Арч вбежал в его комнату и сказал, что Рокета везут в больницу. Все пошло в его голове как-то не так.
Откуда-то появились сначала оцепенение, потом пришла просто пустота. Он бы даже сказал, что кто-то поселил ему в живот бабочек. Он пархал, словно перо, он не знал, как ему дальше думать, он чувствовал, что за один раз он сбросил килограмм пятнадцать. Как будто змея выползла из его пуповины. Все пропало настолько неожиданно, что мысли от вечном лете испарились во мгновение ока. Осталась только беззвучная дыра, в которой пропадало все, что пыталось туда заглянуть.
У меня есть секрет,
Он на кончике моего языка,
На задней стороне легких.
Я собираюсь сохранить его.
Я знаю то, чего не знаешь ты.
Впервые в жизни Майкро-Айсу стало по-настоящему страшно за себя. Именно так он хотел бы описать свой страх. Именно эта песня крутилась у него в голове с того момента, как Рокет оказался в больнице. Что это был за секрет – он не знал, но готов был отдать все ради того, чтобы хоть на секундочку заглянуть в эту дыру и узнать, что там лежит.
Потолок за все время раздумий цвет не поменял. Он уже потерял счет времени, которое он провел в своей кровати. За окном падал пушистый снег, светились несколько фонарей, ни в одном доме не горело окно. Если приглядеться, то прямо за окном, к северу, можно было разобрать дремучую тайгу, а за ней – несколько гор. На востоке одиноко высилась «Аккилиан Планет», на западе едва проглядывался стадион. И все.
Этот унылый пейзаж за стеклом напоминал Майкро-Айсу если не Чернобыль, то зимний Детройт точно. Также пусто, глухо и темно. Больше ничего.
Он пошевелил пальцами ног. Потом медленно, с небольшим усилием вытащил руки из-под одеяла и протер глаза. Очередной приступ бессонницы у главного весельчака из всей команды. Он не знал, как это назвать.
Какое-то время он еще смотрел в потолок, представляя там звездное небо, потом медленно, неохотно отбросил одеяла и, свесив ноги с кровати, медленно коснулся пола. Оказалось холодно. Оттолкнувшись руками, он встал и, шаркая ногами и растирая руками бока, побрел к шкафу.
На самом деле Майкро-Айс был романтиком. Не тем, которые любят показывать свои эмоции и говорить только о любви, нет. Ему нравились какие-то моменты настроения. Он любил иногда взять в руки гитару, прекрасно при этом понимая, что играть не умеет и не выучится ни на йоту, и бренчать что-то на ней, мурлыкать себе под нос, раз за разом перебирая струны, вслушиваясь в дрожание каждой. Еще он любил ночью выбраться на улицу, без шапки, без куртки, в одной футболке и штанах, и смотреть на еле различимую в тучах луну и чувствовать, как голову его покрывает шапка снега. Или смотреть, как солнце встает в горах. Или весной наблюдать, как над старым озером поднимается пар, и как красиво светится его ледяная водная гладь в лучах красноватого солнца на рассвете.
Но…
У меня есть секрет…
Этот секрет перебил весь романтизм в его голове. Или, наоборот, даже разбудил.
Что толкнуло его напялить штаны и выйти на улицу – так и осталось непонятым. Может, он просто не знал, куда деть ночь; может, решил как следует вымотать себя, чтобы победить бессонницу; а может, опять уловил тот самый момент.
Еще пять минут – и вот Майкро-Айс уже стоит босиком на снегу, растирает себе руки и прыгая на месте, борясь с холодом.
- Следуй за мно-о-ой, - начал бормотать Майкро-айс. – Я видел так много, я снова ослеп… Следуй за мно-о-ой… Мне так плохо, я снова жив… Следуй за…
Он вдруг закашлялся и потом со смехом выдавил:
- Хреновый я все-таки певец…
Темная аккилианская ночь, словно пресс, давила на маленький городок всей своей прозрачной свежестью и необыкновенной сказочной атмосферой. Тонкие запахи леса простирались всюду, можно было даже расслышать, как трещат деревья в лесу. Иногда слышалось одинокое уханье филина. Майкро-Айс поднял голову вверх. Несколько одиноких снежинок упало ему на нос. Раздался шорох – это какая-то ночная птица пролетела над его головой.
- Луна… такая надменная и гордая, - произнес он, вглядываясь в ярко-белое пятно в тучах. – Делает ночь мрачной…
Бип-бип.
Майкро-Айс посмотрел на дисплей своего телефона. На экране высветилась знакомая рыжая физиономия.
Они обменялись с Джоком приветствиями, вежливо спросили друг у друга о делах и настроении.
- Не спишь? – спросил Джок.
Майкро-Айс хотел было огрызнуться бородатой шуткой про Кэпа, но почему-то решил ответить более консервативно:
- Нет. А ты?
- И я нет, - ответил Джок.
Простота разговора с ним всегда притягивала Майкро-Айса. С ним не надо было искать заумные слова про то, как сказать свою мысль. Иногда им хватало просто кивнуть друг другу головой – и все сразу становилось понятно.
- Слушай, у меня тут дело есть, - сказал Джок. – Касаемо Рокета…
Майкро-Айс почувствовал, как сжался низ его живота.
- И что? – небрежно спросил он.
- Его мать и отец хотят пойти проведать его в больницу.
- Снова на Генезис.
- Да. Не хочешь с нами?
- Так ты летишь?
- Да.
Они замолчали.
- Даже не знаю…- протянул он неуверенно. – Если честно мне не охота переться обратно…
- Ну как знаешь, - ответил Джок.
- Того маньяка не нашли?
- Я не знаю… Если честно, об этом мало болтают. Даже родители отказываются что-либо говорить мне по этому поводу. Не знаю, кто это такой и что он из себя представляет… Все, что мне известно – это то, что он с Земли, и зовут его Куртис.
- Куртис… - повторил Майкро-Айс. – Надо запомнить это имя.
- Да уж постарайся. И еще… Если не собираешься улетать, сходи хоть проведай Тию. Говорят, она целыми днями сидит в той пещере в горах. Может, хоть тебя послушает.
- Если она даже и тебя выслушать отказалась, с чего ты взял, что она…
- Потому что ты самый болтливый, - усмехнулся Джок.
Майкро-Айс скривил губы.
- Ты самый лучший человек в мире, - съязвил он. - Никто, как ты, не умеет так подбадривать.
- Я никогда в себе не сомневался, - ответил Джок. – И еще, самое главное. Ни в коем случае…
ШЛЕП!
Прежде чем понять, что произошло, Майкро-Айс почувствовал, как телефон больно впечатался ему в ухо, и как загорелась огнем его правая щека. А если учесть, что корпус телефона сделан из металла, то не избежать ему красного отпечатка на виске и ухе. Все, что он успел в момент падения подумать – это то, что кинули не просто снежком, это была настоящая ледяная глыба.
Он быстро поднялся, перебирая голыми руками снег. По щеке неприятно заструилась кровь, телефон улетел куда-то в сугроб.
И вдруг справа раздалось низкое, раскатистое рычание.
Сначала Майкро-Айс подумал, что это медведь. Он видел их в некоторых учебниках по зоологии и примерно представлял, что это за зверь. Пару раз ему даже доводилось видеть медведя в некоторых фильмах, которые им привозили с Земли, но в живую он его не видел никогда.
Но это же не медведь, подумал он. Откуда тут медведи?..
Он повернулся, чтобы увидеть своего обидчика.
По первому впечатлению, то, что кинуло в Майкро-Айса куском льда, было похоже на ящерицу. ЭТО низко припало к земле, опираясь на кисти рук и носки. Кожа ЭТОГО блестела в темноте, словно была намазана каким-то маслом. Майкро-Айс попытался разглядеть еще и хвост, но не увидело ничего. Наверное, из-за темноты.
И тут ЭТО зашевелилось, и в свет фонаря его осветил.
Трепет, который постиг Майкро-Айса вначале, теперь сменился если не сильным удивлением, то уж точно шоком. У него были вполне себе человеческие руки, длинные, как пакли, и едва не доставали до колен. На одной руке Майкро-Айс не досчитался пальца. Он был одет в обыкновенные борцовки, коротки шорты чуть выше колен и едва прикрывающую тело майку. Одежда, мягко говоря, совсем не сезонная, но главным было далеко не это. Кожа у этого человека была словно обмазана гипсом – на свету она казалась какой-то багровой, словно бы обожженной, и к тому же еще и твердой, покрытой неглубокими царапинами.
А когда свет упал на его лицо, Майкро-Айс так и вовсе невольно сделал шаг назад. У него были ярко-рыжие волосы, подстриженные едва ли не под ноль, довольно большой рот, короткий подбородок, немного оттопыренные уши и глаза, расставленные настолько широко, что были едва ли не на висках. Всем своим видом он напоминал, по меньшей мере, большую, довольно неплохо сложенную лягушку.
Секунду этот человек смотрел на Майкро-Айса.
- Ты… - запинаясь, промямлил замерзшими губами последний. – Ты… что… кто… ты кто?..
И тут человек улыбнулся. Таких улыбок он не видел никогда – она была до ужаса широкой, словно бы натянутой на лицо, она оголила не только все его белоснежные зубы, но еще заняла не меньше чем пол-лица. Сейчас человек походил на настоящего хищника.
- Это ты кто? – спросил он.

Она не знала, нужно ли их ненавидеть. Безусловно, кровожадность этих трейсеров не оправдывалась ничем – даже тем, что большинство из них выросли в Африке, которая своей доброжелательностью не славилась никогда. Откуда же ей было знать про правила, установленные Высшей Лигой? Но правила ведь тоже ничего не доказывают и ни к чему не принуждают. Правила описывают только процесс игры, но не кредо существования. Некоторым Игрокам и вовсе казалось, что их писали не люди – потому что люди до такого не додумались бы. Но кто верит в городские легенды? Только тот, кто их сочиняет в силу своего невежества.
Тия точно знала одно – его жестокость нельзя списать на одни только правила. Правила для Куртиса были, скорее, не столько порядком игры на поле, а сдерживающим фактором, не дающим ему окончательно превратиться в спортивного маньяка. А, следовательно, объяснение его поведения можно найти только в его прошлом. Вполне возможно, что во всем виновата Африка. Или еще что-то.
Но точно не семья. С семьей у него все было в порядке.
Поэтому она и не знала, за что же его надо не любить.
Небо над головой становилось еще темнее, и дело шло только к началу долгой, почти полярной, ночи. Она любила ночь за ее молчаливость. За такую же скромную неразговорчивость, каким всегда был Рокет.
Снежинка упала ей на нос. Она скосила глаза, пытаясь разглядеть ее, а потом как следует чихнула.
Ей не было страшно за Рокета, нисколько. Она точно знала, что он сможет выбраться из этой запутанной и немного идиотской истории. Он всегда из них выпутывался с ловкостью мангуста. Когда его обвинили в нерациональном использовании потока – даже тогда он вышел сухим из воды. И если сейчас повторится что-то подобное, Рокет все равно останется нормальным.
Но через что придется им пройти…
Она не хотела об этом думать. В прошлый раз это был невербол, который своей зрелищной и беспрецедентной беспощадностью доводил ее до слез. Сейчас явно будет что-то пострашнее, что погрузит Рокета в еще более яркий, цветастый ад, который, несомненно, сведет и его, и ее с ума, пусть и на очень короткий промежуток времени. Фантазии у Тии было всегда хоть отбавляй, «ей бы романы писать», как говорил про нее Рокет. Что же касалось этого… она не могла придумать что-то более брутальное, чем невербол.
Стоять на одном месте стало холодно, и она решила вернуться в пещеру.
В отличие от ее товарища по команде, Майкро-Айса, Тия, хоть и была романтиком, моменты ловила исключительно депрессивные. Не всегда – с той ночи, когда Рокета отвезли в больницу. Весь мир вокруг нее стал тесным, давящим, словно собирался лопнуть, как мыльный пузырь. Ей было плохо в тесноте, ее мучила странная клаустрофобия, особенно в одиночестве.. Вечно влюбленному ангелу в один прекрасный момент подломили крылья. И вот он уже падает, черт знает сколько, в адову тьму.
И если рай и ад решат,
Что всё их удовлетворяет,
Они дадут нам знать одним из знаков, создав нам свет со словом «нет».
Когда прикрыть тебя некому,
И твоя душа готова улететь,
Я пойду за тобою во тьму.
Она очень хотела, чтобы он поскорее выздоровел. Тогда в темноте шагать будет не так страшно.
Она обернулась, посмотрела на луну. И в голову ей ударили воспоминания, когда к Рокету приезжал его дальний друг, который пытался учить его играть на гитаре. Его вроде бы Честером звали. Они собирались втроем, Честер брал свою гитару, Рокет свою, а Тия молча садилась на стул и смотрела, как Рокет своими «кривульками» (так называл его пальцы от злости сам Честер) пытался перебирать аккорды. Выходило не очень. Честер злился, показывал снова и снова, бросал гитару, обходил Рокета, садился рядом с ним и пытался поставить его пальцами Е-аккорд. Выходило еще хуже. Честер злился, Рокет злился, а глядя на них, и Тия кипятилась. Потом они снова рассаживались друг против друга и учили следующий аккорд. И так – до самого вечера.
И вот уже под конец дня, когда все трое были выдохшимися, как после утомительной тренировки, Честер звал их на улицу. Они всегда шли в ближайший парк, искали свободную скамейку, и Честер устраивал им маление концерты. Проходило время, и вокруг них собиралась толпа зевак, и все слушали те самые «печальные песни» Честера. И то была одна из них…
Она не опускала взгляда. Ей показалось, что луна – это отверстие корпуса гитары, и что где-то там, на другой ее стороне, в медленном ритме перебирают струны пальцы Честера, вечного улыбаки и просто доброго человека, который заставил Рокета отвлечься от самых неприятных мыслей.
Как же его сейчас не хватало Тие. Чтобы ее тоже хоть кто-нибудь отвлек своими песнями.
Она отвернулась. Стало совсем холодно.
Циклон надвигается, подумала она. Не избежать пурги. Надеюсь, Рокет еще не успел сломать камин…
Мимо деревьев, возвышавшихся в темноте, как непреступные башни, она прошагала до самого входа в пещеру.
Внутри было немногим светлее, чем снаружи. Узкую пещеру освещали несколько керосиновых ламп. Сама по себе пещера представляла собой просторный холл с низким потолком, округлыми неровными стенами и сталактитами, свисающими с потолка, как очень большие старые сосульки. Посреди пещеры был расстелен большой старый ковер, на котором стояло несколько не менее старых кресел. Все стены пещеры были увешаны старыми плакатами футболистов, игравших еще тогда, когда Рокет только входил в нежный возраст.
Она попыталась разогреть камин. Пещеру осветил яркий свет пламени, и вскоре стало намного теплее. Тия медленно подошла к ковру, сняла свои теплые сапоги, и, усевшись на кресло, которое немедленно отозвалось оглушительным скрипом, накрылась своей же курткой. Ничего не хотелось. Просто чтобы рядом играла гитара, и кто-нибудь мурлыкал сладкие песни о вечной любви.
Скрип-скрип.
Она медленно закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на скрип деревьев.
Скрип-скрип.
Она снова вспомнила яркое лето на Вамба, яркое солнце над головой, безудержные песни и пляски местного народца, и прекрасное оранжевое небо над головой. Небо такого же цвета, как глаза Честера. И на секунду представила себе, что было бы, если бы тогда, вместе со всеми Снежками, был и этот улыбчивый белобрысый верзила в красной кепке и гитарой наперевес. Тогда бы все было куда веселее…
Скрип-скрип-скрип.
Деревья в лесу закачались еще сильнее. Надвигается буран.
Скрип-скрип…
Тия вскочила так резко, как могла. У входа в пещеру, опершись на каменную стену рукой, стоял человек. Его тяжелое дыхание было слышно даже с кресла.
- Тия… Тия… - заговорил незнакомец.
Ужас медленно, словно питон, пополз оттуда к центру холла, прямо к креслу. Тия сжалась в комок, словно котенок, не смея издать ни единого звука.
- Тия, это я… Помоги мне… - сказал человек и сделал шаг вперед. Свет осветил его.
Первобытный ужас, созданный инстинктом самосохранения, тут же пропал. Но ужас не ушел совсем. Тия увидела перед собой Майкро-Айса, красного и опухшего, как вареный рак, с посиневшими от холода ногами и облепленным снегом телом, которое тряслось, словно струна.
Она подхватила едва идущего Майкро-Айса. Ужас стал ощущаться еще сильнее. Ей было даже страшно представить, что заставило его пройти такой огромный путь по улице в одних ночных штанах.
- Тия… Спрячься…
- Майкро, успокойся, все в порядке…
- Тия…
- Сейчас мы тебя разогреем...
- Тия, он вернулся… Он уже идет за ним…
- Все-все-все, не надо переживать… Я с тобой, все будет хорошо…
Последние слова прозвучали очень неуверенно, и Тия попыталась скрыть это под фальшивой, неуверенной улыбкой.
И в этот момент сзади раздался неестественный, высокий рык.
Внутри Тии в один момент стало пусто, как в вакууме, и ей показалось, что весь ее кишечник вытянулся с одну линию. Ее глаза заблестели, и она едва не рухнула на колени от страха.
- Не бойся… - прохрипел Майкро-Айс. – Мы справимся с ним…
- Кто это?! – с паникой в голосе спросила Тия.
Майкро-Айс не ответил. По его лицу стало ясно, что он и сам не знает, от кого только что бежал.
Он повернулся – и…
БАМ!!!
Завыла метель, закачались деревья. Где-то далеко, в горах, вместе с вьюгой завыл и одинокий волк, охраняющий свою территорию.
Циклон начал свое наступление.
Майкро-Айс сжался в комок, выставив обе обмороженные руки вперед и заслонив спиной дрожащую от страха Тию. Непонятный узловатый человек, настигший первого посреди улицы в городе, пытался дотянуться до них своими длинными, как у гиббона, руками.
- ИЗУБА, ОТДАЙ МНЕ ИХ! – заверещал последний отвратительным, бурлящим, словно бы идущим из желудка голосом. - ОТДАЙ! МНЕ НЕ С КЕМ ПОИГРАТЬ! ОТДАЙ! Я ХОЧУ СДЕЛАТЬ ИМ ЛОБОТОМИЮ! МНЕ НЕЧЕМ ЗАНЯТЬ СВОИ ГРЕБАНЫЕ РУКИ!!! ОТДА-А-А-А-А-АЙ!!!
Майкро-Айс медленно открыл глаза.
В пещере появился еще один человек.
- Арсен, успокойся, - сказал он спокойным, бесстрастным тоном.
- НЕ ВЫВОДИ МЕНЯ ИЗ СЕБЯ, СРАНЫЙ АМЕРИКАНЕЦ! ОТДАЙ! ИЛИ Я ВЫРВУ ТЕБЕ ГЛАЗА!
Арсен начал махать руками, пытаясь дотянуться до Изубы. Тщетно – руки Изубы были гораздо длиннее.
- Вы двое, - сказал он. – Идете с нами.
Майкро-Айс попытался разглядеть лицо Изубы. Но увидел только как блеснула в темноте металлическая оправа его очков.

Страх объял Августу и не отпускал с того самого момента, как Синед отдал ей маску.
Нет, разумеется, она этого не показала. Еще бы – будет трейсер прилюдно впадать в панику! Век потом будет от позора отмываться! Августа считала себя достаточно сдержанной и способной контролировать собственные эмоции. К тому же, спортсменка была недурственной актрисой, изобразить на лице уверенность было довольно просто.
Синед ничего не заподозрил, подумала Августа, когда они сошли с поезда. Господи, спасибо тебе за это…
Ее мозг лихорадочно перебирал все возможные дальнейшие действия, которые они могут предпринять. Эта маска вогнала ее в такой ужас, что она едва не выронила ее из рук еще в купе. Все шло не так, как она ожидала, все должно было кончится еще на Земле… Почему же опять так плохо? Как этот белобрысый опять всех обманул?
Это событие говорило ей только о двух вещах. Во-первых, Честер жив, что само по себе выходило за рамки любой логики. Во-вторых, он знает, что представляет собой «Циклон», что выглядит еще более нелепо. И, стало быть, хочет, чтобы «Супермассив» никогда не собрался снова.
Всем в команде было отлично известно, в каких отношениях состояли Куртис и Честер. Ну и что, что они это старательно скрывали – получалось все равно худо. Они всегда смотрели друг на друга, как на фекалии. Какая кошка между ними пробежала – было неясно, однако точно известно, что разжег эту вражду не капитан «Супермассива».
Что уж там говорить, капитан был не так плох, как о нем многие рассказывали – он понимал своих игроков, прислушивался к их мнениям, строил план игры наравне со всеми, предоставляя каждому члену команды полную свободу слова. Он действительно считал это справедливым, и когда дело доходило до спора, Куртис только радовался, хоть и про себя – ведь в споре рождается истина. Он принимал все рекомендации, какие давали его игроки, игроки других команд, их капитаны и тренеры (если последние, конечно, имелись). Куртис действительно был хорошим капитаном во всех смыслах этого слова.
Вот только случилось Куртису увлечься не только игрой и развитием своей команды. Как-то так вышло, что капитан «Супермассива», вольно или невольно, обзавелся довольно странными взглядами. Черт знает, чего он там начитался, но уверился Куртис, что все люди по природе своей – соперники, и жизнь у них – сплошная конкуренция. Нет, он не считал их изначально злыми, тогда бы все было куда хуже – он называл людей эгоистичными, самовлюбленными животными, которых сдерживают определенные правила. И правила эти – не что иное, как власть над ними. Вроде бы не мешали никому его мировоззрения – Куртис был достаточно умен для того, чтобы не навязываться с личными взглядами всем и каждому. И жил себе спокойно.
Ровно до того момента, как в команде появился Честер. Он-то и испортил слаженный, отточенный механизм «Супермассива», заставив Куртиса разочароваться в его же взглядах на природу вещей.
При этом Честер отлично понимал, как именно Куртис воздействовал на своих игроков.
- Августа, он вас стравливает, пойми ты это! – всякий раз повторял он, стоило только их разговору остановиться на этой теме. – Он держит в вас в ежовых рукавицах, не дает вам ни малейшего шанса на свободу.
- Но дуэли только укрепляют союз игроков, - ответила она. Хотя прекрасно знала, что у Честера и на это найдется ответ.
- Кто тебе сказал такую глупость? – не унимался он. – Сколько раз ты дралась с Нуки? С Кимом? С Эваном? Разве ты не поняла? Он нашел отличный способ навязать вам свою идеологию – он нарочно сделал вас соперниками, и хочет, чтобы вы оставались ими и на поле, и вне его! И ему без разницы, кто будет ему подчиняться – если он считает, что соперников сдержит только власть, то считай, что он и есть эта власть. Для Куртиса не имеет значения, кем управлять, главное – это удовольствие от возвышения себя над остальными!
- Но… но…
- Что «но»? Будешь его оправдывать? Или себя?
Вот тогда Августа и поняла, что так и не выросла – осталась все той же инфантильной девицей, выбравшей себе кумира.
А может, это сам Честер промыл ей мозги. Снова…
Во всяком случае, Честер отлично понимал, что собирается сделать Куртис – не будучи капитаном Сноукидс, он намеревался стравить их так же, как делал это со своей командой.
- Августа, долго еще? – спросил Синед. Его зубы на морозе выбивали довольно быстрый бластбит. – У меня сейчас ноги отваляться.
- Потерпи, - сухо ответила она. – Почти пришли…
Синед чертыхнулся.
- Знаешь, дорогая моя, - заворчал он, - меня совсем не прельщает шататься в такую погоду по каньону!
- Можно подумать, раньше тебе это нравилось.
- Раньше так холодно не было!
- Я думала, ты куда выносливее.
- Ты, наверное, решила, что я еще и сплю на морозе! Поразительная наивность – считать, что все, кто живет в снегах, морозоутоичивы! Это настолько же глупо, как варить картошку в кожуре!
- Причем тут картошка в кожуре?
- Она всегда причем! Терпеть не могу! НЕ МОГУ!!!
В этот момент порыв ветра сделался особенно сильным, и Синеду в лицо прилетел средних размеров снежный ком.
Пока Синед отплевывался от снега, громко при этом крякая от недовольства, Августа еще раз взглянула на маску. Не дай бог, он жив. Ну просто не дай бог…
- Ты можешь хотя бы сказать мне, куда мы идем? – спросил Синед, освободив рот от снега.
- У нас есть союзники, - ответила Августа. – Их двое. К ним мы и направляемся.